Личный номер 777 - Страница 10

В призывной пункт он шел с легким сердцем. Конечно, Марина будет по нему скучать, но полтора года — небольшой срок для настоящего чувства. А война — что война? После жизни в вельде служба в Объединенных силах представлялась ему чем-то вроде тренировки с оружием в загоне с хищниками. Трудно, опасно, но вполне преодолимо. Защищать людей — что может быть благородней?

Присягу они принимали небольшой толпой. В присутствии свидетеля из магистрата они приложили правую руку к груди, сделали шаг вперед и вслед за вербовщиком повторили слова клятвы или что-то в таком духе. Потом подошел медик, сцедил на анализ немного крови и намазал ему голову вонючим депилятором. Затем их погрузили в автобус и отвезли в сборный пункт при космопорте — пропахший дезинфекцией пакгауз на краю взлетной полосы, где на обеих руках повыше запястья красными несмываемыми знаками ему нанесли личный номер: MR-777-777.

Вот и всех дел — он стал космическим пехотинцем.

* * *

Лагерь «Маджи», в котором базировался 5-й батальон приема пополнений, оказался просто большой площадкой, расчищенной среди джунглей, — несколько квадратных километров утрамбованного грунта, окружённых тремя рядами колючих спиралей, с бетонными блиндажами и вышками, натыканными через равные промежутки. Все было серым и пыльным — мешки с землей, палатки, навесы из рифленого железа; в зоне безопасности на милю вокруг периметра не было ничего, кроме чахлой травы и искривленных ростков какого-то колючего кустарника.

Их вытолкали из автобусов, построили для переклички, раздали спальные принадлежности, наскоро разъяснили, где находятся умывальники, уборные, укрытия на случай обстрела, и, наконец, отвели в столовую.

Под навесом с крышей из рифленого железа и поднятыми брезентовыми пологами было душно, пахло рыбой и светили маленькие, забранные сеткой лампочки.

— Вегетарианцы есть? — перекрывая гул голосов и стук ложек, спросил повар в мятом колпаке.

Один из новобранцев — Глазер, из-за серой нездоровой кожи выглядевший лет на десять старше своего возраста, неуверенно поднял руку.

— Я вегетарианец. В нашей общине мясо считается нечистой пищей.

Повар захихикал:

— Не повезло тебе, дядя. Мы тут потребляем плоть убиенных животных. Жрем все, что летает, бегает или плавает. И даже то, что ползает. Добро пожаловать на Луакари!

Беднягу Глазера передернуло.

Сержант молча кивнул им на стойку раздачи. Брук сунул в щель считывателя свой жетон и получил поднос с ужином: миска рыбного супа-пюре, горка разваренных до бурого цвета креветок, капля острого соуса на листе салата и два початка вареной кукурузы. Еда была неприглядной с виду, но Бруку она показалась необычайно вкусной. Он быстро проглотил свою порцию и сходил за добавкой. Единственное, чего ему не хватало, — это чашки крепкого кофе. Местный напиток — слабенький чай, показался ему просто подслащенными помоями.

— Эй, вегетарианец! — громко окликнул сержант. — Да-да, вот ты. Как там тебя?

— Сэм Глазер.

— Мамки здесь нет, Сэм Глазер. Мамка теперь далеко. Поэтому жуй все, что дают, не то протянешь ноги. Здесь это быстро.

Сам сержант ел мало и неохотно. Он выпил чаю с хлебом, достал из кармана плоскую фляжку и, ожидая, пока его подопечные набьют животы, занялся тем, что, отщипывая кусочки хлебной корочки, капал на них водку, бросал через открытый полог, а потом наблюдал, как маленькие нахальные птички, отталкивая друг друга, набрасываются на угощение. Одна из пичуг вскоре плюхнулась на землю и, разинув клюв, беспомощно затрепыхала крыльями. Остальные благополучно ретировались.

— Вот так! — воскликнул сержант, обращаясь к компании измученных новобранцев, неохотно ковырявшихся в своих тарелках. — Вот вам наглядный пример армейских отношений: выскочки всегда получают по заслугам! Какова мораль? Вот ты, кудрявый. Молчишь? Мораль проста: не высовывайся!

Брук и не собирался высовываться. Слишком любопытные в вельде живут недолго — до первой Большой миграции.

«Интересно, что здесь делают с трупами?» — подумал он, приглядываясь к облачку мошкары вокруг лампочки. За столом напротив Кратет с интересом изучал содержимое подноса. Казалось, он впервые в жизни видит ложку и не знает, что с ней делать. Вот он опустил палец в соус, лизнул его и удовлетворенно улыбнулся.

Поймав взгляд Брука, Кратет поспешно вытер руку о салфетку, достал свой блокнот и через некоторое время сообщил:

— Вкусно!

После ужина сержант отвел их к палатке. Грубо сколоченный деревянный пол, пять армейских коек с москитными сетками, железные шкафчики. Маленькие полиэтиленовые окошки, в которые видно заходящее солнце.

— Устраивайтесь. Следите, чтобы койки не касались брезента, — посоветовал Санин. И ушел.

Брук опустил баул на пол, постоял, вдыхая запах пыли и сухого дерева, потом глубоко вздохнул, облизал губы и подошел к выходу. Сержанта нигде не было видно. Он оглядел цепь палаток перед собой, сторожевую вышку поодаль, солдат с полотенцами через плечо, облако пара там, где, как он подумал, находилась душевая. В ворота, вздымая шлейф пыли, с гулом вкатилась бронемашина; солдаты, спешащие в душ, на нее даже не взглянули. Потом освещение изменилось: заходящее солнце скрылось за облаками. Похолодало, поднялся ветер.

Пан уселся на койку, покачался, проверяя упругость парусинового ложа. Пощупал москитную сетку.

— Каменный век, — заключил он.

— Чего это он насчет брезента? — спросил Гор. — А?

Все почему-то посмотрели на Брука. Он пожал плечами: