Он все еще невразумительно бормотал что-то себе под нос, когда сержант сунул ему в руки тюк с имуществом и подтолкнул к раскрытой рампе. Они шли бок о бок, стуча ботинками по палубе. В носу свербило от запаха окалины и паленой резины. Брук обернулся посмотреть на тушу челнока, а сержант, чье лицо наполовину закрывала тропическая маска, потянул его за ремень и глухо сказал:
— Давай топай, военный. Все хорошо. Мы приземлились.
Брук понятия не имел, где он находится. Он был совершенно дезориентирован. Тяжеленный прорезиненный мешок оттягивал плечо. Несмотря на раннее утро, было жарко и влажно, как в парилке. Жар накатывал удушливыми волнами, комбинезон промок от пота и противно лип к спине. Мимо, извиваясь, как змея, прополз длинный грузовой автопоезд, составленный из небольших гравитационных платформ. В мареве горячего воздуха дрожали силуэты самолетов. Издалека доносился свист авиационного двигателя.
И вдруг сквозь туман в голове до него дошло. Ведь он же на Луакари! На всамделишной чужой планете!
Брук был даже разочарован, что небо оказалось голубым, а пространство трехмерным. Он ожидал чего-нибудь особенного: например, синего солнца или отрицательной силы тяжести. Разумных деревьев. Поющих живых кристаллов. Короче, чего-нибудь необычного, ради чего стоило лететь за восемьдесят световых лет от дома.
Ничего этого не было.
Сердце на Луакари продолжало исправно биться. Легкие работали. Сила притяжения никуда не делась. А что до деревьев, то вокруг, насколько хватало глаз, не было ничего похожего на растительность — только самолеты, ангары да бесконечные взлетные полосы.
В конце концов Брук принял ситуацию как есть. Планета как планета. На первый взгляд совершенно неопасная. Немного жарковато, зато не видно змей и с неба не пикируют ядовитые ящеры. Идиллию немного портил рев взлетавшего беспилотника, но гораздо больше Брука волновало ощущение тяжести в голове и непрекращающийся зуд, словно под кожей поселились черви. Подражая остальным, он натянул на лицо тропическую маску, вдохнул прохладного воздуха и приготовился ждать.
Он увидел, как из кабины челнока по узенькой складной лесенке выбрался пилот в скафандре ядовито-желтого цвета. Прислонившись к колесу шасси, которое доходило ему до плеча, пилот достал сигареты, закурил и с видимым наслаждением выдохнул облачко дыма. Брук почувствовал зависть: пилот твердо знал, что его ждет; его жизнь была расписана до мелочей. Взлет-посадка, посадка-взлет, потом отдых в офицерском общежитии или в уютной арендованной квартирке, и так до тех пор, пока не подойдет к концу срок контракта или пока какой-нибудь удачливый мальчишка не влепит ему ракету в двигатель. Про себя Брук не мог сказать и этого — он не знал, что его ждет в следующий час.
Чтобы занять время, он стал приглядываться к своим будущим сослуживцам. Стриженные налысо, в необмятой светло-оливковой форме, они стояли, укрывшись в тени большого контейнера, и в растерянности вертели головами; было видно, что им не по себе под открытым небом, и только один спокойно сидел на своем мешке, грыз неведомо как добытую галету и равнодушно наблюдал за суетой аэродромных погрузчиков. Он был чернокожим и круглощеким, с огромными кулаками и темно-синими, как спелые сливы, глазами. Брук подумал: интересно, он спокоен оттого, что не боится, или просто настолько глуп, что не понял, куда его привезли?
Чернокожий здоровяк почувствовал его взгляд и поднял глаза.
— Я Пан, — сообщил он. — С юго-запада. Агахар знаешь? Оттуда.
— Привет, Пан, — ответил Брук. Они пожали друг другу руки. Ладонь Пана была сухой и упругой, как кусок резины.
— Этот длинный — Людвиг, — сказал Пан. — А вон тот, — он указал на парня, сосредоточенно шевелящего губами, — просто идиот.
Бруку показалось неестественным вот так, запросто, обсуждать человека, что стоит в двух шагах и делает вид, будто увлечен исследованием цветного камушка под ногами.
— В каком смысле? — спросил он, только чтобы поддержать разговор.
— В каком, в каком… Записался добровольцем, вот в каком. Не обращай внимания, — успокоил Пан, заметив смущение Брука, — он по-нашему ни бельмеса не понимает. Да ты не бойся, он смирный.
Новобранец почувствовал, что говорят о нем. Он поднял глаза. На его лице отразилась мучительная работа мысли.
— Кратет, — наконец, сообщил он. — Я… этот… — глаза солдата на мгновение остекленели, он сунул руку в карман, достал электронный блокнот и вчитался в символы на крохотном экране.
— Новобранец! — подсказал Пан.
— Точно! — с облегчением подтвердил Кратет. — Тот человек… который в форме… он… как его… — он снова покосился на зажатое в кулаке устройство, — как это будет…
И парень, отчаянно жестикулируя, разразился мешаниной незнакомых слов, некоторые из них напоминали рычание дерущихся из-за кости голодных псов.
— Вербовщик? — спросил Брук, только чтобы прекратить мучения бедняги.
— Да, да! — с жаром воскликнул Кратет. — Вербовщик! Он сказал… люди вступают, чтобы… чтобы… ну, когда одним плохо, понимаешь, которые не могут сами…
Гримасничая и морща лоб, бедолага отчаянно тыкал свой приборчик.
— Помогать! — торжествующе объявил он. — Я — здесь! — он обвел рукой пространство перед собой. — На этой… как ее…
— На Луакари. Ты на Луакари, парень! — вмешался сержант. — А теперь надень маску и помолчи. Еще успеешь стать героем.
Пан подтолкнул Брука.
— Ну? Теперь понял?
— Понял.
— Я слышал, ты фермер?